Глава 4

Хью Нибли

Кто такой пророк? В одном иудейские и христианские богословы всегда сходились во взглядах, а именно, что «Авраам умер и пророки умерли». Таким образом, от пророков удалось избавиться, а само слово «пророк» было приспособлено в наши дни для почти неограниченного использования. Почти каждый, одарённый чуть выше среднего дарами неординарного мышления, эрудированности или умением убеждать – можно с уверенность сказать – в то или иное время будет назван пророком. И поскольку это слово так небрежно используется, нам следует, прежде чем мы продолжим, уточнить, кем пророк НЕ является.

Древнее ценное Дидахе, когда его заново открыли в 1883 году, произвело настоящую революцию в изучении истории церкви. Кроме наиценнейшего вклада в самую малоизученную область исследований, этот труд даёт бесценную информацию о природе священства и пророчества в ранней церкви.

Одну из тем, в частности, он описывает ясно и чётко, так как содержит тексты для различения между истинным и ложным пророком, ибо в те дни в Церкви всё ещё были пророки, как истинные, так и ложные. Святым советуют: если кто-то, претендующий на звание истинного пророка, пытается обучить своему умению других, то это не истинный пророк. Пророчество – это прямой дар от Бога, и его невозможно передать от одного человека к другому. Он не передаётся через какое-либо обучение (Дидахе XI, 11–12).

Например, Пётр обладал определёнными знаниями о том, что Иисус Христос был Сыном Божьим. Разве он получил это знание от Иисуса, своего наставника и учителя? Нет, не от Него:

«Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах» (Мф 16:17).

Да, Пётр получал прямые наставления из уст самого Господа во плоти, тем не менее, не от Него, а от Его Отца Пётр получил свидетельство о Христе. То же самое верно и для всех тех учеников Господа, которые получили свидетельство о Его божественности:

«Все, что дает Мне Отец, ко Мне придет; и приходящего ко Мне не изгоню вон» (Ин 6:37).

Вот это – то есть откровение от Отца – и приводит души ко Христу:

«И пославший Меня Отец Сам засвидетельствовал о Мне» (Ин 5:37).

Знание о спасении не передаётся от одного человека к другому горизонтально, как это бывает. Оно не переходит от одного поколения к другому как великая житейская традиция. Свидетельство, то есть уверенное знание о том, что Иисус есть Христос, Спаситель и Искупитель мира, обретается не горизонтально, а сходит вертикально. Или, используя выражение Иустина Мученика, это – «дар, сходящий время от времени свыше на святых людей».[1]

Никто, имеющий свидетельство, не зависит от какого-либо другого человека в этом свидетельстве. Каждый обязан узнать для себя, что Иисус есть Христос. Ни от кого не ожидается верить в истинность Евангелия только потому, что некий чиновник или собор или синод, так сказали.

В конце своей знаменитой проповеди на смерть Кинга Фоллетта пророк Джозеф Смит сказал: «Я не виню никого, кто не верит моему рассказу. Если бы я не пережил того, что со мною случилось, я и сам бы себе не поверил». Да и Господь многократно настаивал на том, что любой может получить свидетельство о Нём от Его Отца. Каждый должен обрести собственный опыт в этих вопросах. «Никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым» (1Кор 12:3), – говорит нам Павел, так что никаких наставлений от других людей не будет достаточно. «Без прямого откровения с небес, – говорил Бригам Янг, – невозможно кому-либо полностью понять план спасения. Мы часто слышим, как говорят, что в Церкви должны быть живущие оракулы, чтобы Царство Божье могло быть установлено и процветало на земле. Я дам ещё одну версию в этом духе. Я говорю, что живущие оракулы или Дух откровения должны быть в каждом отдельном человеке, чтобы знать план спасения и придерживаться путей, которые ведут его в присутствие Божье».[2]

Тогда очевидно, что дар пророчества (эта высшая степень откровения, исходящая свыше) не может быть передан с помощью каких-либо учебных курсов, хотя они могут быть ценны в качестве подготовки. Его невозможно приобрести в каком-либо учебном заведении. Словом, пророк – не богослов.

Несомненно, когда слова пророка записаны в книгах, они становятся объектом пристального изучения. Как только истинный пророк был должным образом отвергнут и соответственно вознагражден, стаи экпертов устремляются к его словам, чтобы начать научный процесс интерпретации. Слова умерших пророков становятся ценным достоянием армий специально обученных и тщательно отобранных учёных.

В очень древнем тексте говорится, что Петр в своем послании к Иакову рассказывает, как используют его письменные труды в церкви: «Они думают, что могут толковать мои слова лучше меня, заверяя своих слушателей, что передают, в сущности, мои мысли, в то время как таковые никогда не приходили мне в голову. Если они проявляют такую возмутительную вольность ещё при моей жизни, что же будет когда я умру?!»[3] Гораздо позже Климент Александрийский выразил те же чувства.[4] Как видите, учёный и богослов получают знание из письменного слова, а затем… начинаются неприятности. С другой стороны, пророк, который может быть и неграмотным, получает знание напрямую, общаясь с небесами. У этих двух групп имеются абсолютно разные ориентиры.

Этот момент можно хорошо проиллюстрировать, используя случай из жизни самого Господа. Мы помним, как учёные мужи обвиняли Его в богохульстве за утверждение о реальном контакте с Небесным Отцом, Который, как Он настаивал, был для Него не просто символическим, но реальным Отцом. И те люди, что выступили против Иисуса, были обучены в Писаниях: Он сказал, «что Сыну Человеческому должно много пострадать, и быть отвержену старейшинами, первосвященниками и книжниками, и быть убиту…» (Лк 9:22). Он особенно отмечал, что Его оппонентами будут представители самого образованного сегмента общества. Эти люди могут цитировать Писания по поводу всего, что они делают или говорят, и во всём признавать авторитет Писаний. С другой стороны, о Христе мы читаем: «И дивились Его учению [didaché — способу обучения], ибо Он учил их, как власть имеющий, а не как книжники» (Мк 1:22). То, что Он говорил, и было Писанием. И то же самое относится к каждому истинному пророку. Этот факт признан во всём христианском мире, который готов принимать в качестве святого всякое слово, если только будет доказано, что это подлинное высказывание Апостола, не важно, сколь тривиальную тему он затрагивает (как, например, когда Павел просит Тимофея принести ему его книги и плащ).

Многое указывает на то, что коринфяне слишком полагались на репутацию и мнение богословов, а это, как было окончательно доказано, – слабость губительная. В самом начале своего первого послания к ним Павел упрекал их за это:

«Где мудрец? где книжник? где совопросник [syzetetés – мы бы назвали его членом собора] века сего? Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие? Ибо когда мир [своею] мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих. Потому что немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков. Посмотрите, братия, кто вы, призванные: не много [из вас] мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных» (1Кор 1:20-21, 25-26).

И Павел объясняет, что это сделано для того, «чтобы было, как написано: хвалящийся хвались Господом», а не потому, что нечто стало возможным благодаря какому-либо человеку или неким человеческим наставлениям. Эта точка зрения ранней церкви по данному вопросу прекрасно изложена в знаменитом отрывке, одном из самых древних существующих фрагментов подлинной раннехристианской литературы, сохранённых для нас Евсевием:

«Дивные и воистину угодные Богу мужи – я говорю об апостолах Христовых, – проводившие жизнь в совершенной чистоте, украсившие душу всеми добродетелями, говорили языком простым. Они полагались на Божественную и чудесную силу, дарованную Христом, но не умели, да и не пытались рассказать об учении Христа убедительным и искусным словом [как тому учат в богословских школах]. Только при помощи Духа Божия и по Его указанию, только по чудодейственной силе Христовой, в них действовавшей, разносили они по всей вселенной весть о Царствии Небесном, не умея тщательно подбирать слова, да и мало… беспокоясь [о том, чтобы что-либо записать]. Они поступали так, потому что несли служение великое и превышающее человеческие силы. Ведь и Павел, превосходивший всех богатством слов и обилием мысли, написал только несколько коротеньких Посланий, хотя мог поведать о многом неизреченном, ибо, созерцая третье небо и прикоснувшись ему, восхищенный в дивный рай, удостоился слышать слова несказанные. Ведомы они были и остальным последователям Спасителя нашего: двенадцати апостолам, семидесяти ученикам и множеству других…»[5]

Из этого фрагмента становится совершенно ясно, что ранняя церковь полностью зависела от вдохновенных учений живущих пророков. Она не имела ничего общего с формальным научением риторике и диалектике, которые к четвёртому веку стали обязательными для любого кандидата на епископскую должность.

Безусловно, Бог может избрать пророком учёного мужа, если захочет, однако, нам сказано недвусмысленно, что Он предпочитает для этого совершенно иной типаж. Язычнику Цельсу, насмехающемуся над слабой образованностью и грамматикой Апостолов, Ориген ответил, что отсутствие образования у пророков было самым мощным аргументом в их пользу, ибо, пройди они обучение в богословских школах, их дары лидерства и убеждения можно было бы приписывать не прямому руководству свыше, но годам тренировки.[6]

Пророк признаёт достоинства приобретения знаний, и Павел говорит нам, что есть дух в человеке, и мы знаем, что дух Христа просвещает всякого человека, приходящего в этот мир. Пророк признаёт учёного за то, кем тот является, но богослов не возвращает этот комплимент. Он даже представить себе не может, как кто-то способен получить знание способом, отличным от известного ему самому. Он не может поверить, что кто-либо мог пережить то, что не пережил он сам. Великий голландский учёный Квиспел недавно продемонстрировал, как это узкое предубеждение лишает экспертов способности понимать истинную природу первоначальной Церкви: «Я никогда не видел видений, – говорит учёный, – а значит и Джозеф Смит не мог их видеть. Я вижу сны, а значит, могу допустить, что и он тоже».

Мир не признаёт, что может быть ещё какое-то вдохновение, хотя святые всегда лучше в этом разбирались. Множество людей, слышавших глас Божий во время крещения Иисуса, не видели тогда Духа Святого так, как видел Его Иоанн. Попутчики Павла по дороге в Дамаск пережили нечто чудесное, но это было совсем не то, что пережил Павел, а потому и не могли предъявлять права на его призвание (Деян 22:9). И в то время, когда многие поклонялись Христу, возносящемуся на небеса на глазах у них, «иные усомнились» (Мф 28:17).

Мы не можем согласиться с талмудистом, который утверждал, что любую точку зрения, выраженную мудрым богословом, необходимо принимать так, будто это слово Бога к Моисею на горе Синай. Это совсем не одно и то же. Мы не можем согласиться с отцами четвёртого века в том, что учёный-богослов, читающий Священные Писания, общается с Богом в таком же буквальном смысле, как это делал Адам в саду Эдемском. Не можем мы также согласиться и с расхожей в академических кругах банальностью о том, что, поскольку Евангелие содержит всю истину, любое учение, содержащее доказанную истину, является Евангелием. Это фрагмент другого клише, гласящего, что, поскольку Бог есть разум, любая ментальная активность должна рассматриваться в виде прямого откровения с небес.

По заверениям Бригама Янга, всякое знание приходит через своего рода откровение, но идея о том, что всё оно будет в равной степени свято, стоит лишь доказать, что оно истинно, есть дешёвое и несерьёзное умозаключение, могущее разрушить любую науку или обучение. Физика и химия обретают смысл только тогда, когда факты представлены в определённом порядке и с определёнными приоритетами важности — иначе всё превращается в хаос. Так и с Евангелием:

«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даете десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру; сие надлежало делать, и того не оставлять. Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие!» (Мф 23:23-24).

Человек, делающий свой собственный ментальный процесс равным откровению с небес, отцеживает крохотного комара, проглатывая верблюда.

В заключение давайте обратимся к Павлу, который, по словам Климента, был более образованным из всех учеников Христовых. «Возвещаю вам, братия, что Евангелие, которое я благовествовал, не есть человеческое, ибо и я принял его и научился не от человека, но через откровение Иисуса Христа» (Гал 1:11-12). В сравнении с таким знанием, – говорит он, – «всё почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего: для Него я от всего отказался, и все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа» (Флп 3:8). Это именно то знание, которое стоит обрести, и это знание, приходящее через откровение. Наша счастливая обязанность – возвещать, что с момента восстановления Евангелия такое откровение снова доступно человечеству, если оно прислушается к словам пророков и не будет рассматривать собственные открытия и умозаключения в качестве вершины познания.