ОБВИНЕНИЕ 4: Мормонизм учит, что человеческие существа могут стать подобными Богу. Но антимормоны всех видов и мастей воспринимают это как оскорбление. «Любая церковь, которая [важно!] проповедует такое как это евангелие, по определению не является христианской».[1] По мнению многих критиков это учение является языческим, оккультным и сатанинским.[2] Оно так беспокоит многих христиан «мейнстрима», что создатели одного из крайне нечестных антимормонских фильмов выбрали [это учение] его центральной темой и назвали свой псевдо-документальный фильм The God Makers (С того времени их усилия породили еще и книгу с таким же названием, и даже более провокационное продолжение, озаглавленное Temples of the God Makers).

ОТВЕТ: Даже беглый взгляд на раннюю христианскую мысль открывает, что идея о человеческом обожествлении (деификации) – известная на греческом как theosis или theopoiesis[3] – находится среди учений древнего Христианства.

Мы, конечно, не питаем иллюзий о том, что такие фигуры, как Афанасий и византийские Отцы, высказывая свои очень разные метафизические и теологические предпосылки, понимали theosis именно так, как понимают его Святые последних дней. Очевидно, что это древнее учение претерпело множество изменений, пока дошло до шестнадцатого века. Ясно также, что ему уже постарались придать «символический смысл» ко времени псевдо-Дионисия, примерно к 500 году по Р.Х., а отдавая дань эволюции христианского учения о Боге, можем предположить, что и ранее.[4] Святые последних дней, тем не менее, занимают в этом вопросе завидную позицию. Так как мы верим в отступничество, то на полном основании ожидаем, что будут отличия – причём значительные отличия – между верованиями Святых Отцов и мормонским учением. Однако любые существующие сходства тоже потенциально понимаются нами как фрагменты, сохранившиеся с того времени, когда отступничество ещё не наступило. Если обнаруживаются какие-либо подобия, даже неполные, между верованиями СПД и «святоотеческим учением», при условии, что они отсутствуют среди учений современного христианского мейнстрима и у некоторых из Отцов, то это дόлжно рассматривать как нечто глубоко важное. Простой факт, касающийся рассматриваемого здесь вопроса, состоит в том, что Святые последних дней учат доктрине об обожествлении, и многие Отцы учат доктрине об обожествлении, а вот протестантская ветвь Христианства, которой придерживается большинство антимормонов, – нет. По сути, мы полагаем, что даже сравнительно поздние упоминания о theosis, представляющие собой эллинизацию более раннего учения, наиболее близко совпадают с мормонской верой. Как гласит очень ранняя формула, «Бог стал человеком, чтобы человек мог стать Богом».[5] По мнению Климента Александрийского (ум. в 215 году по Р.Х.), «получая таким образом силу Господню, душа учится быть Богом».[6] А в одной из глав на тему «Почему человек не был сотворен совершенным от начала» Ириней Лионский (ум. в 180 году по Р.Х.) писал: «Ибо мы возлагаем вину на Него, так как не были сделаны богами от начала, но сперва просто людьми, а затем, через длительное время, богами».[7]

Учение об обожествлении человека существовало ранее, потому что оно глубоко укоренено в Библии. «Будьте совершенны, – говорит Спаситель в Мф 5:48, – как совершен Отец ваш Небесный». Действительно, Апостол Павел писал, что сама Церковь была установлена, чтобы привести нас к этому совершенству (Еф 4:11-13). Насколько будет простираться этот процесс совершенствования? На самом деле, очень далеко. «Сей самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы – дети Божии. А если дети, то и наследники, наследники Божии, сонаследники же Христу, если только с Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться» (Рим 8:16-17). Мы – сыновья Божьи, – повторял Павел в Гал 4:6-7, – «а если сын, то и наследник Божий через Иисуса Христа». Первое послание Иоанна 3:2 полностью соглашается с этим. «Мы теперь дети Божии», – утверждает это послание, заявляя, что «знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему». И вновь Павел, повествуя о «славе Господней», говорит, что мы «преображаемся в тот же образ от славы в славу» (2Кор 3:18). Обетование состоит в том, – рассказывает нам 2Пет 1:4, – что мы соделаемся «причастниками Божеского естества». А когда в Ин 10:30 Иисус говорит: «Я и Отец – одно», иудеи немедленно «схватили каменья, чтобы побить Его» (Ин 10:31). Почему? Потому, что на полном основании они понимали, что заявление о единстве с Богом – это недвусмысленное заявление о божественности. «Не за доброе дело хотим побить Тебя камнями, но за богохульство и за то, что Ты, будучи человек, делаешь Себя Богом» (Ин 10:33). Если держать в памяти этот эпизод, то представляется очевидным, что обетование обожествления для Его верных последователей содержится в великой заступнической молитве Спасителя, когда Он просит об учениках: «Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, [так] и они да будут в Нас едино» (Ин 17:21). «Побеждающему, – говорит Спаситель в Отк 3:21, – «дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел с Отцем Моим на престоле Его». Как еще более ясно можно сказать об этом?

Theōsis или theopoiēsis можно легко проследить как в библейском, так и в постбиблейском иудаизме. «Тема ‘стал как один из Нас’ открывается в Иудаизме как скрытый подтекст от Адама до Нахмана из Братиславы, – пишет Пётр Хейман в своем важном исследовании, – Но как всё это согласуется с предполагаемым исключительным монотеизмом Иудаизма периода по возвращении из вавилонского пленения? Никак, насколько я могу видеть!» Тем не менее, Хейман указывает: «Многие [мистические иудейские тексты] предполагают, что люди могут обрести божественность и владеть божественными силами».[8] Действительно, иудейская традиция может назвать, по меньшей мере, одну особую историческую личность, которая достигла божественного статуса, ибо так называемые трактаты Хехалот заявляют, «что человек, Енох, восшел на небеса и был трансформирован до Метатрона, до ‘малого Яхве'».[9]

Понятие об обожествлении характерно для Климента Александрийского.[10] Оно является базовым для Афанасия Великого.[11] Действительно, оно настолько было распространено в четвертом веке, что его придерживались также и заклятые враги Афанасия – ариане, и оно играло важную роль с диспуте между этими двумя группами.[12] Афанасий противостоял арианам, так как боялся, что, по их вере, божественность Христа была недостаточно могущественным, чтобы признать искупление обожествлением.[13] Даже в последующие века учение о theosis продолжало играть центральную роль в христианском мышлении. Иоанн Златоуст (ум. в 407 году по Р.Х.) учил, что «человек может, через свои собственные усилия, достичь подобия с Богом, овладев своими страстями».[14] «Главная идея Св. Максима Исповедника (умер в 662 году по Р.Х.), как и всего восточного богословия, [была] идея об обожествлении».[15] Неужели же мы должны отклонить всю греческую и сирийскую патристику как «нехристианскую»? Может быть, некоторые протестантские фундаменталисты могли бы поступить именно так. Но большинство разумных людей сочли бы весьма странным такое определение Христианства, которое бы исключило почти всех христиан. А, кроме того, западная христианская традиция не является совершенно свободной от учения об обожествлении человека, которое часто появляется в совершенно неожиданных местах.[16] Клайв С. Льюис, например, является автором, который дорог многим христианам. Все же писания Льюиса исполнены языком обожествления человека.[17] Может ли кто-то заявить, что и он не является христианином?[18]

«Человек может думать все, что угодно, про это учение о прогрессивном обожествлении, – комментирует известный немецкий протестантский церковный историк Эрнст Бенц, – Но одно остается бесспорным: с такой антропологией Джозеф Смит стоит ближе к взглядам на человека, которых придерживалась древняя Церковь, нежели были предшественники доктрины Августина о первородном грехе, рассматривающие даже мысль о подобной фундаментальной связи между Богом и человеком, главным образом, как ересь». Обсуждая учение о человеческом обожествлении, которого держатся Святые последних дней, Бенц решительно называет его христианским.[19]

Одним из ответов на учение Святых последних дней об обожествлении была краткая статья, озаглавленная «One God: A Response to Mormon Apologists» [Единый Бог: Ответ мормонским апологетам]. Она пытается доказать, что «ранняя Церковь» вообще не учила этой доктрине.[20] Однако там даются примеры, которые простираются [максимум] до Иоанна Дамаскина (ум. в 750 году по Р.Х.), которого с трудом можно принять как представителя «ранней Церкви». Но даже использование в той статье слов таких ранних апологетов, как Аристида Афинского (Aristides of Athens – ум. в 140 году по Р.Х.) и Иустина Мученика (155 г. по Р.Х.), с точки зрения СПД является в определенной степени проблематичным, ведь именно эти «апологеты» были эллинизированы и предпринимали попытки показать, что христиане поклоняются тому же самому Богу, как и их искушенные языческие соседи. Такой была и позиция Оригена.[21]

Выдающийся историк Роберт Уилкен может оказать нам помощь в контексте обсуждения великого языческого критика Христианства, Порфирия. «Прошло уже более столетия, – говорит он, – с того времени, когда апологеты впервые начали предлагать логические и философские презентации Христианства языческим интеллектуалам. Христианские мыслители заявляли, что поклоняются тому же самому Богу, которого почитают греки и римляне или, другими словами, – божеству, пред которым преклоняются другие разумные мужи и женщины. Действительно, христиане усвоили в точности тот же язык для описания Бога, который использовали языческие интеллектуалы. Христианский апологет Феофил Антиохийский описывал Бога, как ‘неописуемого… невыразимого… непостижимого… недоступного для понимания… необъяснимого… несравнимого… неизменного… несказанного… безначального, ибо Он не был сотворен, неизменного, ибо Он – бессмертен’ (Ad Autolycum 1.3-4). Такой взгляд (а именно то, что Бог был нематериальным, безвременным и бесстрастным божественным существом, который познаваем одним лишь разумом) стал ключевым камнем христианских апологетических писаний, ибо служил для того, чтобы протянуть прочное связующее звено до греческой духовной и интеллектуальной традиции».[22]

Подобные усилия, имевшие своей целью продемонстрировать, что христианский Бог был идентичен Богу искушенного язычества, продолжались пока оставались язычники, которых можно было еще привлечь – то есть, вплоть до пятого века.[23] К тому же, создается впечатление, что большинство ранних рядовых христиан относились с глубоким недоверием к попыткам этих интеллектуалов облечь Христианство в одежды языческой греческой философии.[24] Так что, по всей видимости, у Святых последних дней имеется очень основательная причина для скептического отношения к Аристиду, Юстину и их собратьям-апологетам в качестве выразителей ранних христианских вероучений. Да и их языческая аудитория была, скорее, скептичной, причём, по весьма существенной причине: «Боги неблагосклонны к вам, – отвечали язычники, – так как вы верите, что мужчина, рождённый человеческим существом,… был Богом,… и вы поклоняетесь Ему в своих ежедневных молитвах».[25] Это звучит очень похоже на вполне определенную критику, направленную на Святых последних дней – разве лишь за исключением того, что нас редко осуждают за поклонение обожествленным людям.

Цитирование отрывков из статьи «One God», где Дж. Л. Престиж (G. L. Prestige) выражает позицию Отцов, вряд ли развеет наши подозрения в том, что статья оставила незамеченным их эллинистический дух. Бог, как говорит Престиж, имеет «все те позитивные качества, которыми не обладает человек, атрибуты которых можно определить, добавляя отрицательную приставку к обычным атрибутам человеческой природы».[26] Престиж рассказывает о хорошо известном у греков отрицании (alpha-privative), использование которого было столь характерно для таких Александрийских мыслителей, как Климент, и столь типично в среде, порождённой неоплатонизмом. Однако подобное «отрицательное богословие», как его называют, отсутствует в Библии.

Статья «One God» доносит также слова Престижа, утверждающего, что ранние Отцы не «стирали различие» между Богом и человеком: «Никогда не преодолена была пропасть между Творцом и тварью… Человек остается сотворенным существом: один только Бог является agenetos».[27] С точки зрения антимормонской полемики суть данной фразу, конечно, состоит в том, что люди, поскольку они всецело отделены и отличны в качествах от Бога, не могут обладать, по всей видимости, даже толикой подлинной божественности. Эта аргументация подталкивает нас к тому, что ранние христиане, что бы они ни имели в виду под словом «обожествление», понимали это совсем не так, как мормоны.

Однако «One God» не рассказывает всю историю. Не ранее царствования императора Юлиана (ум. в 363 году по Р. Х.), как отмечает профессор Роберт Уилкен, «термин нерождённый (agenetos) служил причиной споров среди христиан. В течение нескольких десятелетий христианские мыслители вели дебаты о том, был ли Сын ‘нерожден’ или ‘рожден’. Если Сын был рожден – то есть, перешел к существованию – тогда Он не может быть божественным [в согласии с тогдашними философскими посылками]. Только Бог является нерожденным, ибо существует вечно и неизменно. К тому времени как Юлиан написал свою Contra Galilaeos, христиане были вовлечены в дебаты о том, был ли Святой Дух рожден или нерожден – другими словами, был ли Дух по-настоящему божественнен».[28]

Тем не менее, согласно учению патристики создавалось впечатление, что только Бог Отец остался «agenetos». Сын различался от Отца именно самим фактом Своего сыновства, которое, как и земное сыновство, связывает Его с Отцом, как следствие и причину. Дж. Л. Престиж доказывает это в одной из своих других книг: «Бог Отец, Который один наслаждается бытием, которое и абсолютное, и нерожденное (agenetos и agennetos), является единственным источником какой бы то ни было божественности, принадлежащей Его Слову и Его Духу. Вторая и третья Личности Троицы, поскольку их бытие деривативно, подчинены Ему в отношении существования. Эти заявления большей частью представляют позицию Тертуллиана, а значит в подобных утверждениях нет ничего еретического. По сути, Тертуллиан заложил это неизменное основание латинской доктрины о Троице».[29]

Одним из великих христологических вкладов знаменитого теолога третьего века, Оригена, было его учение о Вечном Рождении Сына. Алан Ричардсон, недавно умерший Декан Йоркский, дал ясное объяснение этого учения: «Природа Бога – вечно быть Отцом, а потому Сын не мог быть рожден в определенный момент времени, но должен быть вечно Сыном. Он вечно порождаем Отцом, ибо последний является первичным основанием всего, что есть, порождающий Логоса и творящий мир и ограниченных духов. В этом смысле Сын зависим от Отца, ибо поскольку Отец является Высшим Бытием и основанием любых других существований, реальность Сына производна от реальности Отца».[30]

Конечно, Святые последних дней не согласны с позицией Оригена. Однако они могут себе это позволить. А вот антимормонская брошюрка «One God», увы, не может. Если она захочет оспорить, что существо, признаваемое «genetos», не может быть подлинно божественным, то ей придётся опровергнуть позицию Оригена. А ведь [эту позицию] отчасти можно обнаружить в большинстве (если не во всех) классических исповеданиях веры Христианства, ибо они провозглашают одновременно и «begottenness» Сына, и Его полную и абсолютную божественность.

Так называемый Афанасиевский Символ веры V века делает всё по-особенному ясным. Он заявляет, что «и Отца, и Сына, и Святого Духа Божество едино, слава равна, и величие совечно. Какой Отец, таков и Сын, таков и Дух Святой… Так, Отец – Бог, Сын – Бог, Дух Святой – Бог». Тем не менее, Отец, Сын и Святой Дух несомненно различаются по своему происхождению или по его отсутствию: «Отец ни от кого не сотворен, не создан, не рожден [nec genitus]». Однако с Сыном иная ситуация: «Сын от единого Отца не сотворен, не создан, но рожден [sed genitus]». Происхождение же Святого Духа отличается от происхождения Сына. Хотя этот третий член Божества не менее зависим от другого (или, более правильно сказать, от других – в своём существовании): «Дух Святой от Отца не сотворен, не создан, не рожден, но исходящ».[31]

Таковым является практически универсальное учение христианского мейнстрима. Игнатий Антиохийский (107 по Р. Х.), например, в своём послании к Траллийцам проповедовал Иисуса Христа, Который «истинно родился [и от Бога, и от Девы]».[32] Тертуллиан (200 по Р. Х.) учил, что Христос – есть Сын Отца, «есть Его Слово [Логос], Которое произошло от Него».[33] Ориген (230 по Р. Х.) говорил, что Он «рожден от Отца прежде всякой твари».[34] Григорий Чудотворец (300 по Р. Х.) придерживался убеждения, что Бог Отец есть «совершенный Родитель Совершенного, Отец Сына Единородного… И един Дух Святый, от Бога имеющий бытие». Всё же вместе Отец, Сын и Святой Дух составляют «Троиц[у] совершенн[ую], славою и вечностью и царством неразделяем[ую] и неотчуждаем[ую]».[35] Луциан Антиохийский (300 по Р. Х.) говорил, что христиане верят в Иисуса Христа, как в «Сына Его единородного, Бога, через Которого всё, рожденного от Отца, Бога от Бога, Всецелого от Всецелого, Единственного от Единственного, Совершенного от Совершенного, Царя от Царя, Господа от Господа… перворождённого всего творения».[36] Арий Александрийский (328 по Р. Х.) полагал, что Сын был рождён от Отца прежде всех времён.[37] Евсевий Кесарийский (325 по Р. Х.), как об этом говорится в Церковной истории Сократа Схоластика, утверждает христианскую веру в Иисуса Христа, «Бога от Бога, Света от Света, Жизнь от Жизни, в Сына Единородного, перворождённого всей твари, Который прежде всех веков родился от Бога Отца».[38] Кирилл Иерусалимский (350 по Р. Х.) в своих Огласительных поучениях говорил, что христиане верят в Иисуса Христа, «Сына Божия Единородного, иже от Отца рожденнаго, Бога истинна прежде всех век».[39] Епифаний (374 по Р. Х.) в своём сочинении Анкорат провозглашал, что христиане верят в Иисуса Христа, «Сына Божія единороднаго, отъ Отца рожденнаго прежде всѣхъ вѣковъ, то есть, отъ существа Отца, свѣта отъ свѣта, Бога истиннаго отъ Бога истиннаго, рожденнаго, не сотвореннаго, единосущнаго Отцу».[40] Епифаний также подтверждает христианскую веру в Святого Духа, «отъ Отца исходящаго, съ Отцемъ и Сыномъ спокланяемаго и спрославляемаго».[41] В немного иной формуле он объявляет христианскую веру в Иисуса Христа, «Сына Божія, рожденнаго отъ Бога Отца, единороднаго, то есть, отъ существа Отца, Бога отъ Бога, свѣта отъ свѣта, Бога истиннаго отъ Бога истиннаго, рожденнаго, не сотвореннаго, единосущнаго Отцу».[42] Святой Дух, как объявляется, есть «несозданный, отъ Отца исходящій».[43]

Можно и дальше приводить ссылки. В Никейском (325 по Р. Х.)[44] и Никео-Цареградском Символах веры (381 по Р. Х.)[45], как и в большинстве других материалов, процитированных в этой связи, слова, связанные с genetos и genitus, использованы для описания Сына. И даже когда этимологически разные термины были применены, значение во многом осталось тем же. Сын и «рождён», и полностью божественнен. Халкидонский Символ веры, датируемый 22 октября 451, учит, что Сын «совершенн[ый] в Божестве», хотя, в то же время, утверждает, что он был «рождённ[ый] прежде веков от Отца по Божеству».[46] Апостольский Символ веры, составленный в шестом веке или позже, говорит об Отце, а затем выражает веру «в Иисуса Христа, Единственного Его Сына, Господа нашего».[47]

Если принять тот аргумент, что люди не могут быть обожествлены, потому что, в отличие от Бога Отца, они не «нерождены», то он отвергнет и божественность Сына, Иисуса Христа. Если Его божественность приемлема, несмотря на то, что Он был «рождён» или «порождён», тогда учение об обожествлении человека не может быть отвергнуто на этом основании.

Некоторые критики учения Святых последних дней создают якобы непреодолимую пропасть – пропасть, которая отделяет человечество от божественности. И это правда, что с годами, эта пропасть всё расширялась в учениях Отцов Церкви. Но так и не ясно, была ли там эта пропасть всегда, или это нынешняя библейская доктрина. И даже в том случае, если было замечено, что этот разрыв существовал, воплощение Христа рассматривалось, в значительной степени, как преодоление его. (Дж. Л. Престиж (G. L. Prestige) говорит о древних антиохийских богословах, которые «пришли в ужас от мысли, что [воплощенный Сын] не во всех отношениях был настолько же родственнен нам, как Он был родственнен Богу».)[48]

Алан Ричардсон (Alan Richardson) отмечает, что теологи, составившие знаменитое определение веры на Халкидонском соборе в 451 году по Р. Х., «были склонны полагать слишком большую пропасть между Богом и человеком. Они, как правило, представляли себе Бога и человека как двух различных существ, отличающихся друг от друга по природе и не имеющих ничего общего. Конечно, теперь мы можем видеть, что эта тенденция в их мышлении была вызвана, главным образом, тем, что они пытались подстроиться под бытовавшую в то время философию». Ричардсон считает заслугой халкидонских отцов то, что они отвергли в большой степени «древне-греческую или языческую идею о трансцендентном, совершенном и удалённом Божестве, которая лежала в основании таких ересей, как докетизм и арианизм». Однако он полагает, что они, вероятно, не сделали очень многое. «Если реальное воплощение вообще имело место, то это означает, что Бог и человек не могут быть абсолютно разнородны по своей сущности, поскольку они были соединены неразрывно в одной Личности Иисуса Христа. Полностью разнородные сущности никогда не могли бы соединиться так, чтобы образовать реальное, органичное единство… Если Бог воплотился в Иисусе Христе, тогда в человеке должно быть нечто, что фундаментально делает его способным соединиться с Божеством». Ричардсон утверждает, что «Бог и человек фундаментально родственны, как это ясно вытекает из веры в то, что человек был сотворён по образу Божьему». Отсюда он заключает, что «возможно, чтобы некто был и божественным, и человеческим, потому что воплощение Бога есть совершенствование человеческой природы».[49] Дж. Л. Престиж, размышляя об одном важном христианском мыслителе четвёртого века, отмечает: «То, что говорит Аполлинарий о Небесном Человеке, – вполне нормально и ортодоксально. Бог и человечество были соединены. Следовательно, так как Бог стал воплощённым, эти два элемента вместе подобающе названные человеком, так же подобающе названы Богом (фрагмент 147 описывает этот момент с достаточной ясностью)».[50]

И вот, англиканские богословы, наподобие Алана Ричардсона и Дж. Л. Престижа предположительно могли быть шокированы мормонским учением об обожествлении человека. Мы не хотим сказать, что они были скрытыми мормонами. Тем не менее, уча тому — в отличие от многих своих оппонентов, — что человек принадлежит к той же расе, что и Бог, Святые последних дней просто проповедуют то, о чём говорит Библия. «Вы — боги, — говорит псалмопевец (81:6), — и сыны Всевышнего — все вы». В Новом Завете Иисус прямо цитирует этот отрывок, подтверждая его, и заявляет об этом, что «не может нарушиться Писание» (Ин 10:34-35). В древнем иудаизме присутствовал сонм божественных существ, куда входил не только Бог, но и ангелы и архангелы. «Яхве принадлежит к тому же классу существ, — говорит Питер Хейман, — но отличается от них тем, что царствует над воинством небесным. Однако ничем не отличается от них по роду».[51] Апостол Павел рассказывает афинской аудитории, что они и он сам есть «род» Божий (Деян 17:28-29). А это, по крайней мере, то, как передаёт Синодальный перевод Библии греческое слово γένος — оно связано с латинским словом genus (обозначает «расу» или «происхождение»). Что говорит Павел, так это то, что человеческие существа принадлежат той же расе или genus, что и Бог — в точности то самое учение, за которое их критики часто осуждают Святых последних дней. Это то самое учение, которое лежит в основе отрывка из Евреям 2:11, где это послание о Христе, божественном Сыне, и о тех, кого Он спасает, говорит так: «Ибо и освящающий и освящаемые, все – от Единого (εξ ενος или ex henos); поэтому Он не стыдится называть их братиями». Учение об обожествлении человека логически проистекает из того факта, что и человеческие существа, и Бог имеют тот же genos.

Некоторые критики мормонского учения совершенно правильно подмечали, что ни в одном древне-христианском тексте не указывается, что Бог Отец был однажды человеком, или что Он продвинулся от этого состояния к Своему текущему статусу. Но, вероятно, нам и не следует ожидать, что мы найдём такое учение, которое было бы широко распространено среди ранних христиан или, того меньше, среди более поздних отступников. Ссылаясь на полученное им примерно в 1840 году откровение, содержащее знаменитый принцип «Каков человек сейчас, таким был однажды Бог; каков сейчас Бог, таким однажды может стать человек», Лоренцо Сноу свидетельствовал: «Я ощутил, что узнал кое-что, что не должен передавать другим».[52] И действительно, Джозеф Смит сам лишь приоткрыл это учение своему народу в самом конце своего служения (менее чем за три месяца до своей мученической смерти в 1844 году, если быть точными). Похоже, он воспринимал себя как человека, который открывает удивительную тайну: «Сам Бог был когда-то таким же, какие мы сейчас, – учил Пророк, – а ныне это Человек, получивщий возвышение, и Он восседает там, на Небесном престоле! Эта великая тайна… Мы представляли и полагали, что Бог был Богом от вечности. Я опровергну эту идею и приоткрою завесу, так что вы сможете видеть».[53]

Слова, обращённые Господом к Моисею, могут помочь нам понять, почему это оставалось тайной в течение тысяч лет. «И миры сотворил Я без числа… Но познание только об этой Земле и жителях её Я даю тебе» (Моисея 1:33, 35). А что касается этой земли, то Бог уже существовал в Своём возвышенном положении, когда всё началось. Даже в понимании Святых последних дней, Он был во всех смыслах agenetos или «безначальный». Аналогично, когда мы рассуждаем об отце в обычной земной семье, то не рассматриваем его положение как следствие, но как причину, не как рождённого, но как рождающего. Он может быть сыном другого отца (на самом деле, так оно и есть), но это не так важно для рассмотрения нуклеарной семьи как таковой.

Кроме того, не на agenetos Отца мы взираем, как на образец нашего обожествления, — по меньшей мере, не так как преподносилось учение о theosis среди ранних христиан. Скорее, на Сына, Который в этом и многих других аспектах является нашим предвестником и идеалом. «Ибо в вас должны быть те же чувствования, — писал Павел святым в Филиппах (2:5-6), — какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу». В этом смысле даже не важно, хотели ли первые христиане уподобиться именно Отцу, или нет. Так как полной божественности рождённого Сына вполне хватает для поддержания учения об обожествлении человека.

С этим вопросом об обожении связано обвинение в том, что мормоны — не христиане, потому что их Бог «изменчивый», в то время как Бог Христианства «неизменный».[54] Бог, которому поклоняются Святые последних дней, кажется, находится в процессе [развития], в то время как многие богословы христианского мейнстрима будут настаивать, что Богу чужды изменения. Но разве это не слабое основание, опираясь на которое, можно было бы объявить людей нехристианами? Недавние научные статьи с названиями вроде «Языческая Догма об Абсолютно Неизменном Боге» предполагают, что так оно и есть.[55] В конце концов, почтенное понятие «Unmoved Mover» («Недвижимый Движитель») берёт своё начало не в Библии, а у Аристотеля, как бы глубоко оно ни укоренилось в схоластическом богословии. И ещё не совсем ясно, как теория о неизменной божественности сумеет примириться с Богом, открытым посредством библейского откровения. «Из всех нынешних дискуссий о божественных свойствах, — пишет евангелический философ религии Рональд Нэш (Ronald Nash), — спор по поводу неизменности самый горячий».[56]

Историк Англиканской церкви Алан Ричардсон называет «языческой идеей Бога» идею о том, что Высшее Бытие является «совершенно бесстрастным и трансцендентным», и связывает её с появлением арианской ереси в Александрии четвёртого века. «Ариане, придерживаясь языческих взглядов на Бога, который непознаваемый, бесстрастный, неизменяемый и недоступный, не могли постигнуть воплощение такого существа. Бог не мог иметь непосредственного отношения с миром. Более того, должно быть только одно Высшее Бытие такого рода, а следовательно, Христос должен быть второстепенным, сотворённым Божеством, посредником между непознаваемым Божеством и миром. Христос ариан не был ни полноценным богом, ни полноценным человеком, но нечто среднее между ними; Он был не воплощением Бога, а Божьим творением. Определённые последствия проистекают из арианской концепции Бога. [Среди этих последствий есть факт, что] никакое воплощение Бога не возможно, если Бог будет Богом греческой философии, поскольку никто не может служить передатчиком того, что трансцендентно всему человеческому опыту».[57]

Дальнейшее следствие, приписываемое учению о человеческом обожествлении антимормонами, это то, что Святые последних дней не считают Иисуса однозначно божественным.[58] Подобное утверждение фундаментально сбивает с толку. Фраза «единородный Сын», например, встречается в Книге Мормона в разных его вариантах, по крайней мере, десять раз, в Учении и Заветах – четырнадцать раз, и в крохотной Драгоценной Жемчужине – девятнадцать раз. Конечно, самого по себе этого должно быть достаточно, чтобы продемонстрировать уникальность Иисуса в богословии и Писаниях Святых последних дней. Однако мормоны воспринимают всерьез такие отрывки как Псалом 81:6, Иоанна 10:33-36 и Филиппийцам 2:5-6. Были авторы этих фрагментов (в том числе, сам Иисус) настоящими христианами? Вряд ли надежда на обожествление человека может дисквалифицировать верующих в Иисуса от права называться христианами. Всё же монахи-оригенисты из Иерусалима разделились именно по этому вопросу: «Все ли люди, в конце концов, станут подобными Христу, или же Христос на самом деле был другим существом»?[59] А ведь как оригенистов, так и самого Оригена всегда описывают, как христиан..

И действительно, если бы Святые последних дней были склонны этим заняться, то смогли бы показать, что они, похоже, – единственные среди современных последователей Иисуса, кто сохранили древне-христианскую доктрину теозиса. Они могли бы поинтересоваться: Можно ли рассматривать в качестве христиан тех, кто её не сберёг? Однако тогда это втянуло бы их в ту же неправомерную семантическую игру, в которую играют антимормоны.